Нигредо. Маска наизнанку
В награду за выносливость — непрестанный вопль сердца. ты обречен идти этой дорогой: ниже и вновь, ниже и присно.
MGŁA — Упражнения в тщетности II (перевод наш)
Двойная инверсия
Блэк-метал группа MGŁA (туман — пол.) известна своим минималистичным визуальным образом. На концерте MGŁA мы оказываемся в странной онтологической ситуации — как будто наша теоретическая модель «чёрной пены» внезапно обрела плоть. Перед нами разворачивается перформативная демонстрация нигредо-мира, где привычное соотношение между скрытым и видимым вывернуто наизнанку.
Обратимся к первому наблюдению: музыкант M. (в миру — Mikołaj Żentara) облачён в чёрную маску. Согласно немногочисленным интервью, таким образом декларируется отказ от индивидуальности, важный для пессимистической философии, разделяемой участниками.
«На самом деле я не такой уж интересный человек: притягательна моя музыка, а не я сам. Я просто парень, — рассказывает участник проекта М. интернет-журналу Bardo Methodology. — Мы носим толстовки с капюшонами и кожаные куртки, что делает нас неотличимыми от 90 процентов зрителей. Единственное отличие в том, что наши лица закрыты. Мы стремимся к единообразию, чтобы избавиться от своего „я“, оставив лишь сосуд — инструмент. На сцене мы не личности, мы единое целое».
Маска, согласно обыденному восприятию, скрывает так называемое истинное лицо своего носителя, его сущность. Но что если здесь всё наоборот? В нашей инвертированной модели хармановского объекта, где «чёрная скорлупа» представляет реальное, а внутреннее ядро — чувственное, маска MGŁA становится не сокрытием, а обнажением.
Полноватый блондин Mikołaj Żentara, сын покончившего с собой актёра театра и кино, поляк, у которого когда-то были проблемы из-за приятельства с ультраправыми, его гастрольный райдер, всё эмпирическое, случайное, биографическое — это как раз то «светлое ядро» чувственного объекта, запертое в «чёрной скорлупе» реального — ингуманистического пессимизма, который явлен в безымянной фигуре M. подобно тому, как священная Реальность эпифанически присутствует в восточно-христианской иконе.
Это — образцовый случай двойной инверсии: сначала мы инвертировали хармановскую модель, превратив реальное в чёрную скорлупу, покрывающую чувственное ядро, а затем практика MGŁA инвертирует эту инверсию. Каждое появление группы на сцене, каждая промо-фотография — акт, в котором маска, которая по логике здравого смысла должна прятать, в действительности обнажает.
Можно сказать и так: маска MGŁA становится перформативным выражением викарного самоупразднения. M. стремится к нулевой степени индивидуального — и именно это делает его предельно выразительным. В нашей модели «черного ореха» чёрный цвет скорлупы — это не отсутствие цвета, а интенсивная позитивность небытия. Так и черная маска MGŁA — активное присутствие универсального, заслоняющего персональное.
Парадоксы викарности
В книге Н. Б. Кирилловой «Культ маски: исторический контекст» (2020) исследуется культурный феномен маски — от первобытных магических практик до современной медиакультуры. Главная способность маски — быть «медиумом», то есть посредником между реальным и мифологическим мирами, между человеком и социумом. Маска — это агент культуры, стоящий на границе между личностью и коллективом, земным и потусторонним. Маска работает как уполномоченный посредник, канал связи между разными реальностями, между человеком и тем, с чем он стремится установить связь. Ни на духа в шаманском ритуале, ни на массовую аудиторию в соцсети невозможно влиять непосредственно, но можно действовать викарно — надев маску, создав образ, посредником передать воздействие. Иными словами, маска опосредует причинность: она позволяет одному объекту (например, человеку) затронуть другой объект или мир (духов, общество, публику) не напрямую, а через специальную форму — через символ, облик, медиум.
В случае MGŁA, однако, мы имеем дело не с классическим медиумом, передающим сообщения между мирами, а с викарием в харманианском смысле — агентом невозможного прямого взаимодействия. Если согласно Харману объекты никогда не контактируют напрямую, то маска MGŁA становится наглядной демонстрацией этого принципа. Но с важным нюансом: она не просто опосредует контакт между музыкантом и аудиторией, а делает возможным контакт аудитории с тем, чего нет — с нигилистической изнанкой бытия, с самим нигредо.
Маска в этом смысле — идеальный «рекурсивный викарий»: она не представляет что-то существующее за ней, а представляет саму непредставимость: её функция состоит в том, чтобы быть медиатором отсутствия.
Наша концепция «чёрной пены», разумеется, созвучна с понятием unheimlich (жуткое) в психоанализе; в данном случае маска жутка не потому, что за ней скрыто что-то знакомое, а потому что мы обнаруживаем ничто — там, где рассчитывали найти нечто. В этом и состоит глубокий парадокс викарного нигредо: маскировка становится не сокрытием, а особого рода разоблачением, которое обнажает не лицо под маской, а фундаментальное отсутствие лица как такового.
Экономика светотени
Маска MGŁA — не просто черный объект, а «чёрная дыра», активная агентность которой состоит в том, что она поглощает свет прожекторов и взгляды посетителей концерта. Она становится точкой наибольшей интенсивности именно благодаря своей абсолютной пассивности, что приводит нас к батаевской экономике священной растраты: подобно ацтекскому солнцу, питающемуся жертвенной кровью, маска MGŁA питается исчезновением индивидуальности артиста. Чем меньше личного, тем универсальнее безличное.
Здесь уместно вспомнить хайдеггеровское различение «сущего» (das Seiende) и «бытия» (Sein). Чёрная маска заставляет нас забыть о конкретном сущем (человеке по имени Mikołaj Żentara) и погрузиться в само бытие — или, точнее, пережить тот момент, когда бытие высвечивается на фоне ничто. Это работает действует как «феноменологическая редукция» в гуссерлианском смысле — в чёрные скобки берутся все случайные свойства сущего, чтобы обнажить саму структуру присутствия.
С чёрным солнцем на лице
Мы можем видеть этот накрытый капюшоном чёрный орех только потому, что наблюдаем изнутри гиперспекулятивного нигредо-мира, в который символически проникли, оказавшись на блэк-метал концерте.
К символическому ряду, имеющему отношение к нигредо (ворон, скелет, гниение, чёрное солнце), теперь можно добавить и чёрную маску MGŁA. Она функционирует как миниатюрное Sol Niger, высасывающее свет из окружающего пространства, поглощающее индивидуальность и излучающее чистую негативность.
Погружая в себя, MGŁA проводит нас через специфическую «инициацию в чёрном», где индивидуальное растворяется в универсальном, но не ради слияния с божественным присутствием, а ради встречи с отсутствием. Маска не показывает божественный лик, она обнажает пустоту, которая всегда была за нашими лицами. Но — и в этом ключ к нашему пониманию — нигредо никогда не бывает окончательным. Это первая стадия алхимического Великого Делания — гниение, распад, деконструкция, которые должны предшествовать альбедо (белизне), то есть это не окончательное отрицание, а первый шаг трансформации, «работа в чёрном», практическая негативная теология.
О чём поёт туман
Включение маски MGŁA в нашу онтологическую модель «чёрной пены» позволяет обогатить ее важным уточнением. Теперь мы видим, что инверсия хармановской модели объекта (где реальное становится внешней чёрной скорлупой, а чувственное — внутренним сияющим ядром) не просто теоретический конструкт, но практика, которую можно наблюдать «в дикой природе».
Маска, будучи «чёрной скорлупой», не скрывает реальное за чувственным, а наоборот — обнажает реальное (универсальное, нечеловеческое) за счет сведения чувственного (индивидуального, человеческого) к минимуму. Тем самым она демонстрирует то, что мы назвали викарным нигредо — процесс, в котором посредничество служит не связыванию, а размыканию, не выражению, а стиранию.
Если наша «чёрная пена» — это онтологическая модель, а «проектирование в чёрном» — творческая методология, то маска MGŁA — пример практической технологии, позволяющей пережить на опыте то, о чем мы теоретизируем, объединяющей концепт и перформанс.
MGŁA поёт нам о способе увидеть реальное: нужно не снять маску, а надеть её, потому что истинное лицо реальности — это отсутствие лица. Так маленькая фигурка с гитарой и в чёрном капюшоне на сцене становится проводником нечеловеческих сил, викарием самого нигредо — чёрной пеной на гребне волны небытия, захлёстывающей берега нашего бытия-в-мире.
